Хотите оказаться в местах, где до вас, кажется, не ступала нога человека, побывать внутри учебника истории России, познакомиться с людьми, которые ценят свободу так же сильно, как любовь или дружбу? И все это в окружении природы настолько удивительной красоты, что она будет сниться вам потом месяцами! Приезжайте на Енисей! Эта река - не просто географическая граница между западной и восточной Сибирью, как уверяет атлас, здесь сошлось прошлое и будущее нашей страны.

«Первого сентября прилетит вертолет, заберет меня в школу», — говорит тринадцатилетняя ненка по имени Кристана в ответ на вопрос, не скучна ли жизнь кочевника. Ее бойкая сестра Вика шести лет отроду позирует для камер, успевая параллельно продавать столпившимся у чума туристам поделки из оленьих рогов. Обе девчонки не по годам рассудительны и выглядят явно старше своих городских ровесниц. Но, несмотря на множество вполне взрослых обязанностей, они не утратили ни жизнерадостности, ни детского задора, ни любопытства. Все лето сестры вместе с родителями следовали за стадом оленей, перегоняя их через тундру.

Ненцы — наиболее многочисленный из коренных народов Крайнего Севера, их на нашей планете живет целых сорок одна тысяча. Для сравнения: долганов на всей Земле не наберется и семи с половиной тысяч, а энцев согласно последней переписи населения и того меньше — всего двести семь. Самые же древние жители Таймыра — нганасаны — стали осваивать эти места более тысячи лет назад. С тех пор здесь не многое изменилось.

За горизонт уходит тундра, выглаженная ледниками практически до идеальной плоскости. То тут, то там блестят бессчетные озера и небольшие реки, с высоты напоминающие вздувшиеся вены на натруженных крестьянских руках. Вертолет несет меня в сторону плато Путорана — одной из самых труднодоступных природных достопримечательностей России. Путорана огромно, на плато могло бы без проблем поместиться две с половиной Исландии, причем и красоты здесь будет кратно больше в сравнении со скандинавским островом. Даже через иллюминатор то, что я вижу, буквально завораживает. Водопады, отвесные скалы на границах плато, земля пастельных тонов — красоты здесь столько, что сфотографировать ее всю без исключения не получается, даже не пытайтесь.

Ми-8 садится вблизи Большого Иркиндинского водопада (Китабо-Орон). Это одно из самых туристических мест плато Путорана. И дело здесь не в его особенной красоте или масштабах (хотя и то и другое произведет впечатление на любого), а в том, что вблизи водопада могут приземлиться сразу несколько вертолетов.

Возвращение в цивилизацию подобно удару под дых. Вдали появляется черный дым. Это не пожар, нет, мы подлетаем к Норильску. Кажется, что город построен внутри угольного карьера — все вокруг черное. Асфальт, дома, земля — абсолютно все. Экскурсовод рассказывает про кислотные дожди, экологические ужасы, штрафы, которые градообразующее предприятие ежегодно выплачивает Канаде, куда ветра доносят здешние испарения. На фразе «северо-западный ветер у нас пахнет серой, а юго-западный — хлором» рука без всякого ковида тянется за маской (а еще лучше — за респиратором). Инфернальное ощущение лишь усиливают попадающиеся навстречу автомобили, у многих из них на номерах — код региона 66. К черту такие экскурсии, лучше вернуться на Енисей и сбежать вверх по течению — на природу.

Следующая остановка — Игарка. Когда-то здесь жили двадцать тысяч человек, сегодня остался лишь каждый пятый. Весь старый город сожгли после того, как обанкротился лесозаготовительный завод. На соседнем острове — аэропорт, где может приземлиться Airbus A320, — его построили ради нефтяников, которые должны были прийти в эти места, но они так и не появились. На берегу — кладбище «Запорожцев» на проржавевшей барже. Церковь, билборд к 75-летию Победы, поклонный крест в порту, рядом — мемориал жертвам ВОВ, врастающие в лес постройки советской эпохи. Игарка — место какой-то невероятной силы и при этом практически мертвое. Самое интересное здесь — это «заброшки», особенно бывшая пожарная часть и ДК сталинских времен. Рядом с ними находится единственный в мире Музей вечной мерзлоты. Выставочные залы расположены под землей, на глубине четырнадцать метров. Здесь всегда минус пять, так что посетителей даже летом обряжают в термокостюмы. Главный экспонат — лед, которому больше 50 000 лет. Из стен выступает вмерзшая в землю лиственница, ее возраст — 36 000 лет.

В соседнем здании — экспозиция, от которой холодеет кровь даже сильнее, чем от мороза. Посвящена она стройке Трансполярной магистрали времен репрессий. «Сталинка», «Мертвая дорога», «Дорога смерти», «Стройка 503» — как только ни называли этот объект. За время строительства в вечную мерзлоту здесь закопали сорок два миллиарда рублей и 300 000 человеческих жизней. Но большинство сограждан и не догадывается об этих масштабах. Дорога даже не заработала в полную силу. А потом и вовсе разрушилась.

То, что осталось от самой «Стройки 503», находится в лесу неподалеку — в Ермаково, в густой чаще. Мошка пытается превратить меня в решето. На редких полянах цветет клевер размером с одуванчик, а сами одуванчики — с астру. Обильно поросшие мхом останки железной дороги с лопнувшими рельсами ведут в сторону бывшего гулаговского лагеря. Из леса вдруг вырастает то полусгнивший товарный вагон, а то и вовсе покосившийся паровоз. В бараках разбросана антикварная обувь, газеты 40-х годов, всевозможная утварь. На нарах заметны карандашные надписи, сделанные таким аккуратным почерком, что сразу понимаешь: писал человек, привыкший к перу и чернилам.

«Вон там была прачечная, а в том здании — карцер, а это котельная», — рассказывает мой провожатый. Егерь Михалыч (Александр Михайлович Казанцев) и несколько его переполненных энтузиазмом подручных — единственные, кто не дает бывшему лагерю окончательно сгинуть в тайге. Они проводят экскурсии, перестилают крыши бараков, восстанавливают лагерные вышки — стараются сохранить память. Кроме них, это, кажется, никому и не нужно. Большинство туристов и вовсе приезжает сюда ради рыбалки. Она здесь чуть ли не самая лучшая на всем Енисее (по крайней мере так уверяют местные жители). На серьезную экспедицию к местам поклевок времени не хватило, но даже при ловле с берега, не отрываясь от баек Михалыча, мы натаскали с ним три полных садка щук и окуней. Егерь, как и положено, оказался не только отличным рассказчиком, но и неплохим поваром — уха получилась отменной.

Чуть дальше по Енисею, в районе 66-й параллели — границы Северного полярного круга, — находится село Курейка Туруханского района, где отбывали царскую ссылку Сталин и Свердлов. Грандиозный Музей-павильон имени Сталина, построенный здесь еще в 1934 году, давно пришел в упадок, а в самом Туруханске — на противоположном от Курейки берегу Енисея — до сих пор действует дом-музей Свердлова, но посещать его после Ермаково совсем не хочется. Идея зайти в Краеведческий музей тоже кончается полным провалом. Директриса пытается спрятать откровенное хамство за таким количеством уменьшительно-ласкательных суффиксов, что у поклонников русского языка во время общения может случиться сердечный приступ. А вот частный музей культуры кетов в Туруханске оказывается настоящей жемчужиной. Владеет им Михаил Прудченко. В обычной жизни он врач (чуть ли не единственный на всю округу) и благодаря своей профессии имеет доступ в самые закрытые сообщества Енисея — и в деревни староверов, куда не пускают чужаков, и к кетам, которые обычно сторонятся горожан. Благодаря своему открытому нраву и большому сердцу Михаил сумел собрать такое количество древностей и артефактов кетской культуры, что и сотрудники столичных музеев могли бы позавидовать. Самих кетов, по данным на 2002 год, на планете осталось всего 1494 человека. Ближайшие родственники этого народа — индейцы племени апачей в Северной Америке. Их культура построена на шаманизме и заимствованиях из буддизма и зороастризма. Выглядит совершенно невероятно! Пообщаться с самими кетами не просто. Единственный вариант — летняя стоянка в районе Канготово, где кеты промышляют рыбу, но мне не повезло: я оказался здесь в период пандемии, когда этот малочисленный народ закрылся на карантин, так что снять удалось лишь одного — Диму.

Сам Енисей, если смотреть на него с воды, практически безлюден. На берегах, кажется, нет никого и ничего, кроме леса. Слишком уж сильно вода разливается весной, отчего большинство и без того редких деревень построено чуть вдали от берега, а у тебя самого появляется четкое ощущение, что ты там, где прежде не ступала нога человека. Мои попутчики пытаются распознать приближение к населенным пунктам по антеннам или по ЛЭП, но это не показатель. По ним можно определить горожан с техническим образованием и хорошим зрением. А вот играющие с тобой в прятки деревни выдают ласточки, что летят к твоему катеру или теплоходу в погоне за мошкой, роящейся над любым судном.

На самом деле деревень на берегах Енисея не так уж и мало, как может показаться на первый взгляд. Некоторые из них даже сумели прославиться на весь мир. Как, например, Бахта, где снимали документальный фильм «Счастливые люди». Один из главных его героев — Геннадий Соловьев — даже стал своего рода звездой. Сегодня он очевидно тяготится общением и устал от внимания, хоть и живет все так же рыбалкой и промыслом соболя. В самой же Бахте заезжие путешественники превратились в объект для иронии. Каждого, кто оказывается здесь впервые, местные обязательно спросят: «Надолго ли к нам?» А если попытаетесь узнать причину вопроса, расскажут с ухмылкой, что после выхода фильма каждый год на пристань сходит как минимум одна выпускница филфака в городском наряде с желанием остаться здесь навсегда.

В соседнем Сумароково живут часовенные староверы (зовутся так, потому что у них нет храмов, только часовни). Они, наоборот, не пускают туристов с камерами. Причем не только марки Nikon, созвучной с именем патриарха, при котором случился раскол в церкви, но и в принципе ни с какой фототехникой, даже с телефонами. В сталинские годы именно по фотографиям староверов НКВД вычислял членов закрытых общин и отправлял их в лагеря. Страх тех лет живет в некоторых деревнях до сих пор. В Сумароково нет не только церквей, но и, например, телевизионных антенн. Зато на улицах заметно больше порядка, чем в соседних поселках, да и покосившихся домов практически нет. Однако не во всех деревнях, где обосновались староверы, все одинаково. Например, в Ярцево есть не только телевидение и мобильная связь, но и граффити на стенах и даже аэропорт.

По дороге попадаются и настоящие города, еще пара дней пути, и вот он — Енисейск. «Отец городов сибирских», — гласит надпись на берегу. Этому городу уже четыре века, а несколько лет назад он попал в Топ10 красивейших уездных городов России. Енисейск и правда весьма милое место. Первое, что бросается в глаза, — на улицах много хищных птиц, отчего прогулка по городу становится только увлекательнее. За пару часов неспешной ходьбы его можно обойти практически весь. Осмотреть центр с купеческими домами и отреставрированной на манер московского Старого Арбата улицей Ленина. Зайти в краеведческий музей (Енисейский историко-архитектурный музей-заповедник им. А.И. Кытманова) с экспонатами, отобранными не только с умом, но и явно с любовью, или даже в Музей рубанка (да, здесь есть и такие развлечения).

За городской чертой начинается настоящая дичь. Стадо коров перекрывает дорогу. Буренки греются на солнце, вальяжно лежат на автобусной остановке, будто это не Красноярский край вовсе, а какая-нибудь Западная Бенгалия в Индии. На навигаторе замаячил Красноярск. Безлюдных пейзажей становится меньше, а населенные пункты следуют один за другим. Вот вытянулся змеей вдоль берега Лесосибирск. Вокруг бревна, щепа, горы стружки — город живет за счет леса, отчего местные называют его Лесобоном. Чуть дальше — настоящая мекка сталкеров: секретный в прошлом Енисейск-15 — подземный город с заброшенной РЛС советских времен. А вот и столица региона Красноярск. После почти трех недель, проведенных на природе, от воздуха в городе сразу начинает першить в горле. И хотя местные советуют первым делом заняться бар-хоппингом в театральном квартале, я отправляюсь на набережную, благо все городские дороги ведут именно к ней. Вблизи Музейного центра «Площадь Мира» (крупнейшего центра современного искусства Сибири) пешеходный мост перекинут на Татышев остров — излюбленное место отдыха красноярцев. Первое, что бросается в глаза, — это обилие людей. Причем все они в движении. Скейтбордисты, роллеры, бегуны, велосипедисты — кого здесь только нет! Пенсионерам — и тем не сидится на месте: людей в возрасте с палками для шведской ходьбы в руках здесь не меньше, чем юных поклонников активных видов спорта. А еще здесь непривычно чисто: ни пустых бутылок, ни окурков, ни прочего мусора. Вокруг снуют практически ручные сурки, утки без страха подходят щипать траву прямо к моим ногам. Для тех, кто еще не успел побывать на знаменитых «Столбах», это выглядит как минимум странно.

Национальный парк «Красноярские столбы» находится на окраине Красноярска. На огромной территории из густого леса то тут, то там вырастают скалы-останцы. Многие из них выглядят, как исполинские монументы, отчего местные жители дали им прозвища: Дед, Слоник, Митра. Эти скалы породили в городе целую субкультуру — столбизм: уже 150 с лишним лет красноярцы взбираются на «столбы» без всякой страховки. Сначала это было уделом небольшой группы энтузиастов, но после того, как на одной из скал появилась огромная надпись «Свобода», которую, как ни старались, но так и не смогли уничтожить царские полицейские, столбизмом «заболел» весь город. На первый взгляд может показаться, что это своеобразное скалолазание на советский лад, где вместо веревок используют кушаки, скальные тапочки заменили галоши, а кошки — лыжные ботинки, подбитые самодельными железками. На самом деле это целая философия, породившая такую сильную любовь и преданность родной земле, которую редко где еще можно встретить. Обо всем этом мне рассказывает Дед Андроныч (Андрей Андронович Дидух) — спелеолог, йогин, столбист. Вблизи скал, названных «Перья», он ежедневно развлекает публику, спускаясь по отвесной расселине вниз головой. При всей своей юношеской прыти выглядит Андроныч так, словно появился в этих местах одновременно с надписью «Свобода». У него седая борода, много давно устаревших слов в лексиконе, крестьянская рубаха — эдакий Дед Всевед из народной былины. Эта случайная встреча завершает мое путешествие на Енисей, окончательно превратив его в настоящую сказку со счастливым концом. Да, эти края издревле были местом ссылки, да, во многих селениях до сих пор жизнь и борьба — синонимы, но все же самым ценным словом в Красноярском крае стало именно слово «свобода», а сила духа и воли многих местных жителей могла бы запросто тягаться с мощью самого Енисея.