Мама недавно летала на самолете. Решила сменить парадигму после 28 лет путешествий на поездах. Я точно знаю, что это не статистика на нее подействовала, по которой самолеты намного безопаснее поездов и даже хождения пешком. Не действовали на маму все эти 28 лет и рассказы о том, как прекрасно, когда раз — и ты уже у моря. Не привлекала ее и возможность совершить шопинг в аэропорту или выпить кофе, потому что во времена, когда мама летала на самолетах, ни магазинов дьюти-фри, ни просто магазинов, ни даже кафе в аэропортах особо не было.

...28 лет назад мама летала вместе со мной кататься на горных лыжах на Чегет. С утра пораньше она начала недоуменно жаловаться папе, что что-то идет не так.

Папу не нужно было долго убеждать. Папа — военный, заслуженный летчик России, пилотажник, прародитель и предшественник стрижей, витязей и прочих отважных людей, которые летают группами в сантиметрах друг от друга, демонстрируя поразительное мастерство. Поэтому наша семья никогда не летала гражданскими самолетами: папа относился к ним, примерно как пилот «Формулы-1» относится к грузовикам. Будь его воля, он покатал бы нас на своем МИГ-21, чтобы мы поняли, как надо, но за это сразу выгоняли из армии и из летчиков, навсегда.

Каждый сентябрь мы ездили в Сочи на фирменном поезде № 1 «Рица» Москва — Адлер. В купе были радио, бледные ночные лампы над подушками, подстаканники, ослепительное и накрахмаленное до состояния писчей бумаги белье. Поезд уходил с Курского в полночь; утром мы просыпались в мире пирамидальных тополей, беленых домиков с соломенными крышами и южного ветра (окна в купе тогда открывались). Впереди нас ждал день дороги: остановки в больших и малых городах, горячие кукуруза и пирожки из больших корзин, укрытых одеялами, чай, игра в карты, книги и разговоры.

Вечером мы снова укладывались спать под бледными ночниками, а утром меня будила мама и заспанную вела в коридор: там, за окнами вагона, серебрилось и переливалось море. И всю дорогу до маленькой остановки «ВВС» мы не отлипали от окон. Поездам (такая традиция) всегда махали с пляжа — и мы махали в ответ. Спустя пару недель, загорелые и просоленные, уже мы приветствовали бледных северных жителей, которых очередной поезд Новосибирск — Батуми, Москва — Сочи или Ленинград — Адлер нес к пальмам, отдыху и прибою.

Что мог аэропорт противопоставить такому путешествию по направлению к счастью? Однако в первом же самостоятельном путешествии в Домбай я поменяла обратный поезд на самолет.

Папины гены летчика проснулись: мне страшно понравилось летать и нравится до сих пор. Я летаю много и часто и готова лететь 25 часов подряд. Я могу жить в самолете. Родители же упорствовали и свой едва ли не единственный перелет совершили в советское время в Дамаск. Поезда туда не ходили, летели с посадкой на Кипре. Папа обучил сирийских летчиков летать на МИГ-21, и они с мамой вернулись домой, наполненные впечатлениями о волшебном, роскошном и золотом Дамаске. Город им очень понравился, они даже немного выучили язык. Я время от времени поражаю какого-нибудь продавца в Эмиратах словами «масари мафи» (денег нет). Еще папа раз летал в Швецию и раз в Финляндию — оба раза был за рулем, то есть за штурвалом.

...И вот спустя целую жизнь мама захотела лететь. По количеству неизвестных это уравнение превышало все предыдущие задачи на смекалку и реакцию, которые я решала в пути с мамой, но упустить такую возможность было нельзя. И уже через пару дней по аэропорту «Тегель» я аккуратно вела под руку человека, который проспал летаргическим сном почти 30 лет, проснулся и оглядывается в новом мире. Все в этом мире было другим: высокие потолки, архитектура, как из фильма Кубрика «Космическая одиссея 2001 года». Даже люди, сказала мама, изменились в массе — постройнели и выпрямились как-то. В моей руке она совершенно не нуждалась, в обморок от чувств падать не собиралась — новая реальность маме нравилась.

Она наблюдала. И сказала: «Хорошо в аэропорту: люди организованны, устремлены к цели, никто не шумит, никаких громких прощаний и рыданий». Я вспомнила отход фирменного поезда «Рица»: действительно, провожающие бежали вслед по перрону и махали руками. Встречающие же стояли на платформе с волнением во взглядах — одним словом, вокзалы были зоной с повышенным эмоциональным фоном. А аэропорт был оснащен удобными креслами, люди сидели в них и тихо переговаривались, читали и писали в экранах своих телефонов. Никто не заламывал руки и не махал вслед самолетам. Парочка-другая обнималась, остальные организованно двигались по конвейеру, включая «банное отделение» — зону досмотра.

К зоне досмотра мы привыкали за последние 15 лет, но мама-то не привыкла, волновалась я. Она наверняка испугается этих рамок, снятия ботинок и часов, ощупывания внимательными руками. Я пропустила ее вперед, и, конечно же, по закону вселенной, ей достался полный досмотр: «Снимите обувь, поднимите руки, повернитесь».

Но мама осталась абсолютно безмятежна. Ей совершенно не показались излишними обыск, пищащая палочка, которой водила вокруг нее пограничница, бумажки, которыми ее, как перышками, обмахивали и которые уносили в анализатор.

Она как будто даже их не заметила: обулась — и мы пошли пить кофе и покупать маме духи Poison в ожидании посадки. Традицию шопинга в дьюти-фри мама оценила как очень хорошую. Позже я нашла правильную метафору. Представьте: вот вы премьер-министр, привели свою тетю на прием к королеве, ведете ее и вдруг замечаете: двери в зал прикрыты. Но обычно-то они настежь! И штора на главном окне не подхвачена. И королевы нет на обычном месте, и вы уже в полном ужасе: что все это значит? И тут королева выходит как ни в чем не бывало, тетя делает книксен и от волнения не робеет, но королева мастер — и вот начинает течь беседа, и все в порядке, а двери закрыли, потому что был сквозняк. И штору опустили по той же причине. Тетя же не заметила никакого сбоя в программе: она во дворце первый раз.

Кафе и кофе маме тоже понравились.

В самолете она села у окна (да-да!) и с любопытством смотрела в иллюминатор при взлете и посадке. Кресло, сказала, было очень удобное, и шампанское отличное. Когда мы приземлились, я сказала: «Ну вот, пять дней пути позади. Поездом с пересадками и ночевками или машиной мы добирались бы до Алгарви примерно столько времени».

Мама ответила: «Боже мой, да это совсем другая жизнь! — и добавила: — И совсем другой самолет — удобный. Он летит плавно, никаких воздушных ям, удивительно. Зачем же я тряслась в этом дурацком поезде от Москвы до Берлина?» (Билет в купе от Москвы до Берлина стоил ровно, как бизнес-класс на самолет Москва — Берлин. После границы и перестановки колес вагон нещадно вибрировал мелкой дрожью часа четыре подряд, как в зоне турбулентности).

Теперь мне осталось убедить папу, что летать на самолетах не страшно. А то он недавно был в гостях, и жена хозяина стала его расспрашивать: «Я очень боюсь летать. Скажите, как вам было — не страшно?» Папа ей ответил: «Мне было очень страшно, мне и сейчас страшно».

А я тем временем думаю купить маме билет на Сахалин — она там жила в детстве: ее папа тоже был военный летчик. Слетаем, посмотрим, как там пролив Лаперуза.


Иллюстрация: Соня Румянцева